"Открытки" отложу на пару дней, а ниже - давно написанный (опять же, для наших друзей в России) текст о наших первых парижских впечатлениях.
Первый раз мы были в Париже на излёте прошлого века – в начале июля 2000-го года. С помощью путеводителей мы разрабатывали маршрут каждого дня, а Вадим ещё и французский «учил», так как было известно, что в Париже английский бесполезен, а немецкий – ещё хуже – крайне нежелателен. Кстати, будущая наша «квартиросдатчица», бывшая петербурженка, вручая нам ключи от нашей «квартиры на неделю» предупредила о том же: «Кто бы с вами в доме не заговорил – в лифте или на лестничной клетке – не отвечайте по-немецки, лучше скажите по-русски, что не понимаете».
Ехали мы автобусом Eurolines через Льеж и Брюссель – это было и дешевле и интереснее, чем поездом. Автобус наш имел бельгийский номер, и водитель не только не говорил, но и не понимал ни по-немецки, ни по-английски, только по-французски. В Дуйсбурге, откуда начиналась наша поездка, в автобус вошла молодая негритянка, и сразу стало видно, что она – парижанка: шляпка, лёгкий плащ, туфли «на шпильках», дамская сумочка – всё элегантно, всё в тон. Никакой крикливости в одежде, свойственной здешним негритянкам. Вот и утверждай после этого, что элегантность парижанок – просто очередное клише.
Уже в Париже, сидя на скамейке в сквере на Елисейских Полях, мы имели возможность наблюдать не толпы туристов, но местных жителей, вышедших их своих офисов и спешащих кто домой, кто за покупками, кто – куда. И мне бросилось в глаза, что у женщин в руках нет пластиковых пакетов или тканевых сумочек, у всех – дамские сумочки через плечо. Мужчины (совсем уж невероятно!) все в костюмах и при галстуках, а в руках как раз не сумки через плечо, а кейсы. Мне возразят: это на Елисейских Полях, это служащие банков или престижных фирм. Возможно, это так. Но мы сидели минут двадцать, а картина не менялась, не говоря уж о том, что в Германии все эти служащие уже давно сели бы в свои авто, а не шли пешком.
Впрочем, передвигаться по Парижу на автомобиле – дело довольно безнадёжное, некоторые улицы всё же узкие. Основной вид личного транспорта в городе – мотоцикл. Специальных мест для стоянок либо нет, либо мало: мотоциклы целыми «стадами» стоят на газонах, занимают асфальтовые площади-островки, короче, стоят повсюду и где угодно. На них ездят и немолодые мужчины, и совсем не в спортивной одежде, а в костюмах с галстуками. И вот машины стоят в очередной «пробке», а мотоцикл спокойно «просачивается» между ними, уходя далеко вперёд. И вообще, соблюдение правил дорожного движения в Париже не совсем обязательно: пешеходы спокойно переходят центральные улицы на красный свет и совсем не в отсутствие автомобилей. Машины сигналят по поводу и без повода, тогда как в Германии поводом для включения клаксона может быть разве что выигранная футбольная игра уровня европейского или мирового чемпионата.
Но пока мы едем в Париж и ничего этого не знаем. Замечаем только, что как только мы въехали во Францию, дороги стали платными (есть и бесплатные, но по ним, говорят, лучше не ездить), что никаких пересечений с другими магистралями нет (только что была Бельгия, где многоэтажные дорожные развязки были не только перед столичным Брюсселем), что параллельно автомобильной идёт железная дорога, по которой поезда проносятся не просто со свистом, но так быстро, что и взглядом не успеваешь за ними проследить – со скоростью более 300 км/час. Насколько видит глаз – невозделанная земля, никаких городов, городков или деревень. Неужели Париж отсосал всё и всех на сотни километров вокруг? Возможно, ведь каждый пятый француз живёт в «большом Париже».
Два часа стоим в «пробке» на въезде в Париж (воскресный вечер, в город возвращаются уезжавшие из него на Weekend), но вот, наконец, мы на междугороднем автовокзале. (На обратном пути на том же автовокзале к нам подошли несколько говорящих по-русски человек. Они ехали на заработки из одной из бывших республик Средней Азии в Португалию и попросили нас по приезде в Германию позвонить их здешним родственникам, что мы и сделали.) В самом Париже уже на метро, которое может доставить почти что на любую улицу города, мы добираемся до нашего жилья. Эта социальная квартира представляла собой небольшую комнату, вход в которую был прямо из общего коридора (никакой прихожей), с крохотной кухней-нишей, в которой помещались небольшой холодильник и стол. На столе стояла двухкомфорная электроплитка. Только к ванной не могло быть никаких претензий. Она была не только хорошо оборудована, но еще офрмлена в стиле «Белль-Эпох». Да, ещё заслуживает упомимания дверь-окно в торце комнаты, выходящая на крышу гаража, а, значит, её нельзя было оставлять открытой на ночь, а в наше отсутствие - тем более.
На следующее утро начались наши парижские будни. Многие по приезде в Париж спешат в Лувр, но нам было интереснее понять, почувствовать атмосферу города, для чего надо побольше походить по его улицам.
Многое из того, что мы видели на улицах, осталось только в нашей памяти (увы, не всегда чётко), но не на фотографиях. Так, когда мы искали в квартале Маре интересную постройку - синагогу в стиле «модерн», то наткнулись на стайку мальчишек 8-10 лет, игравших во дворе и оказавшихся учениками местной «иешивы». Но объясниться ни мы с ними, ни они с нами не смогли. Скорее, они не захотели, для них мы были чужаками. А здание синагоги, хоть и запущенное, оказалось великолепным образцом стиля «модерн». Видели мы и выходящих оттуда ортодоксальных евреев, но не подошли. Ну и если уж разговор пошёл об ортодоксальных евреях, то замечательную сценку мы видели на Площади Бастилии: эту площадь со сложно организованным движением транспорта, совершенно не смотря по сторонам, не обращая ни на что и ни на кого внимания, пересекал по диаметру на велосипеде еврей-ортодокс в полном «обмундировании».
Были и другие впечатления. Проезжая на автобусе по Большим Бульварам, мы увидели в окно в проёме улицы вдали здание, показавшееся нам интересным. Мы вышли из автобуса и пошли по этой улице, носившей название Райской улицы. Пройдя пару десятков метров, и Вадим и я почувствовали какое-то беспокойство: улица была не просто пустая, но как бы мёртвая, но при этом было ощущение, что за нами следят. Асфальт на тротуаре был разбит, мы шли по мостовой, состояние которой было немногим лучше. И вот мы увидели выглядывающих из дворов за нашими спинами людей, явно с интересом (вот только с добрым или нет) на нас смотрящих. Все они были либо арабами, либо африканцами. Мы ускорили шаги и только когда, наконец, дошли до перекрёстка с людьми и транспортом, почувствовали облегчение. Возможно, жители этой улицы были просто удивлены тем, что на их улице появились белые люди, и у них не было никаких дурных намерений на наш счёт, но мы эту Райскую улицу помним до сих пор. Увы, сегодня Ив Монтан уже бы не спел:
Я так люблю в вечерний час
Кольцо Больших Бульваров обойти хотя бы раз,
Там встретить пару ясных глаз.
Чтобы разглядеть поближе –
Проводить на край Парижа...
И ещё одно подобное впечатление. Мы жили недалеко от Бульвара Периферик (аналог московского Садового кольца), замыкающего собой центр города, жили с его внутренней стороны – 20 минут езды на автобусе до Оперы. Однажды, чтобы не делать пересадки в самом метро, мы решили проехать несколько перегонов на автобусе, идущем вдоль этого Бульвара, и дальше уже ехать в метро без пересадки. Мы с трудом влезли в автобус (сейчас, после многих лет «отвычки» от езды в российском транспорте, мне кажется, что парижская посадка была потруднее), но то, что мы увидели внутри, было пострашнее посадки: ни одного белого лица (никакого преувеличения!), крики, ругань, иногда – подобие драки, и никакой возможности выйти, люди только заходят. Возле станции метро вышли первые пассажиры, и мы в том числе.
Ещё одна «расовая» зарисовка. Поздно вечером возвращаемся домой в метро. На удивление, есть свободные места. Напротив нас сидят двое мужчин, явно, сослуживцы, «белые воротнички» - негр и белый. Первый что-то доказывает и объясняет второму. Но тот либо устал, либо просто туповат, уж больно невнятны его комментарии. Во всяком случае, наше впечатление было такое: этот негр на голову выше этого белого по интеллекту. И последняя «расовая» зарисовка, тоже в метро. На боковом сидении расположилась семья: молодой интересный француз, типичный гасконец, и его жена - страшненькая негритянка, а между ними маленькая девочка, их дочь, с которой всю дорогу играет и разговаривает отец, целует её и ею любуется.
А другое транспортное впечатление связано с видом нашей одежды (см. фотографии). Мы с Вадимом сидим в автобусе в разных рядах. А рядом с Вадимом сидит немолодая француженка, которая обращается к нему с вопросом: «Вы – немец?» Надо же, «вычислить» человека только потому, что на нём куртка (а не пиджак), к тому же – немецкого покроя.
Были у нас в Париже и случайные «открытия», чаще всего при поисках скамейки, где можно было бы перекусить и отдохнуть (одновременно). Так, возле Сорбонны, на совершенно заштатной и неухоженной улице, сидя на скамейке в таком же неухоженном сквере, мы увидели надпись над входом в здание (ещё не видя самого здания): «Институт Пьера и Марии Кюри». В трёхэтажном старом и обветшалом здании, как видно, и сегодня работали химики: в открытом окне второго этажа были видны стеллажи с какими-го приборами, а внизу перед входом стояло несколько человек к белых халатах. А в другом ещё более заброшенном маленьком скверике в районе Монпарнас прежде чем увидеть скамейку, мы увидели скульптуру, и ещё не подойдя к ней, Вадим сказал: «Это - Цадкин». Так оно и оказалось. Значит, город не знает всех своих богатств, если работы Цадкина стоят, почти что заросшие травой.
А теперь одно замечание о том, как французские слова произносятся по-русски. Здешние не только дикторы, но и многие «обыватели» без малейшей задержки переходят с немецкого на французский и в произношении тоже, хотя и они говорят упорно «Парис» (как Париж пишется) вместо «Пари» (как произносится Париж по-французски). Но вот другие французские слова они произносят по-французски (скажем, «верниса» вместо русского «вернисаж» или «бюдже» вместо русского «бюджет»). А в русском произношении французских слов есть некоторая непоследовательность. Я коснусь только географических названий. Почему-то Майорка (Mallorca) произносится по-испански (сдвоенная ll как во французском, так и в испанском языках звучит как «й»), а в произношении Версаля (Verаilles) или Марселя (Marseille) как написана сдвоенная ll , так она и звучит на русском, как «л», что, конечно, против правил. И нам, уже привыкшим к французскому произношению французских же названий, уже затруднительно произносить их по-русски.
За неделю нашей парижской жизни мы почувствовали, что «увидеть Париж» стоит, но что он, увы, уже давно не столица мира. А «увы», потому что то, что нас притягивало с юности, будь то импрессионисты и те, кто шли за ними, или романы Камю и пьесы Сартра, песни Ива Монтана и Эдит Пиаф, да и других французских шансонье - всё что был для нас Париж, сегодня во многом выглядит по-другому... Но всё не так просто – у города оказалось сильное «последействие», и многие города, которые мы видели после Парижа, мы с ним сравнивали. И во второй раз, через шесть лет, побывали там снова с интересом – но это было уже не знакомство, а узнавание.
